22 Февраля 2024

Эвакуация в Молотовскую область в воспоминаниях ленинградцев

О судьбах эвакуированных в Молотовскую область защитников Ленинграда можно узнать из рассказов самих горожан. Так, свои воспоминания оставила работница эвакогоспиталя №5938, который находился во времена войны на Висиме, Муза Леонидовна Ворона.

Фрагмент воспоминаний М.Л. Вороны, 2002 г. // ГАПК. Ф. р-1696. Оп. 1. Д. 625. Л. 1 об.

Судьбы эвакуированных ленинградцев складывались совершенно по разному: кому-то удавалось выжить и поправиться, а кто-то погибал по пути или уже в Молотовской области: «О «дороге жизни» я узнала, когда в наш госпиталь привезли не раненых, но совершенно неподвижных людей-скелетов, – вспоминала Муза Леонидовна, – на носилках лежали в военном обмундировании дети-мальчишки 14-15 лет … С носилок мы брали их на руки и опускали в ванную с теплой водой … некоторые, а их было 4, на моих руках умерли … Мы плакали, когда выжившие и доехавшие до Урала мальчики погибали на наших руках-глазах».

Эвакогоспиталь №5938, по воспоминания работницы, на тот момент был единственным невропатологическим госпиталем в тылу. Направляли в него «только по показанию ранения или контузии».

В своих воспоминаниях медсестра упоминает об эвакуированных раненных моряках-пехотинцах, которые, поступив в сортировочный эвакопункт на станции Пермь II, отказались разлучаться и при любых попытках в один голос кричали «Полундра!». Так все вместе они попали сначала в один эвакогоспиталь №5938, а после и в одну палату, медсестрой в которой была Муза Леонидовна.

«Рослые, красивые парни лежали почти неподвижные, ребра обтянуты кожей, большие лбы и огромные голодные глаза. Глаза – голодные! Боже! Эти глаза на всю свою жизнь не забыла, – писала медсестра, – …Тяжело было видеть мольбу в глазах, которые выражали «дай еды»! Мы моряков уговаривали, чтоб потерпели до следующего кормления. Разумом они понимали необходимость этого. Из них умерло два человека, так и не насытив свой организм едой».

Выжившие моряки поведали ей историю с фронта. Когда на одном из участков фронта морская пехота сильно поредела, а оставшиеся в живых воины были уже сильно истощены, они увидели прорвавшиеся немецкие танки. Пехотинцы «почти одновременно, сбросив бушлаты, в тельняшках, пошли на танки», применив тем самым запрещенную в советской армии «психическую атаку». «Так рассказывали мне мои моряки» – писала медсестра.

Большинство из моряков выжили. Судьбы спасенных воинов Муза Леонидовна описала следующим образом: «Через 4-6 месяцев эти парни окрепли, стали проситься на фронт. 16 человек были списаны по инвалидности, из них 6-7 парней женились на наших девчатах, кто-то из них живет в Перми».

Позже в эвакогоспиталь №5938 поступил сын адмирала Н.Г. Кузнецова. «Диагноз: истощение, дистрофия и контузия, у него уже была парализована верхняя часть туловища», – так медсестра описала его состояние. Когда он окреп, А.А. Печеркин, начальник госпиталя и невропатолог, назначил для него психологическую процедуру – поход в драмтеатр, где тогда шла пьеса «Фронт» Александра Корнейчука и балет с Галиной Улановой. Печеркин вместе с Музой Леонидовной везли его на санях-пошевенках и в них же заносили в зрительный зал. «Но все это ему не помогало – он умирал на моих руках», – писала она.

Также в госпиталь к Музе Леонидовны с тяжелой контузией поступал адъютант К.Е. Ворошилова, защитник Ленинграда, полковник Тюктик Жора, как ласково она назвала его в своих воспоминаниях. «Но за восемь месяцев мы его подняли на ноги – вначале на костыли, а потом отправили к невесте в Новосибирск».

«Были и гражданские блокадники с тяжелой дистрофией, – писала Муза Леонидовна, – они лежали в гражданских больницах, где тоже не все выживали».

«Я хотела бы отметить, что принимая в наш город защитников и блокадников Ленинграда, жители Молотова помогали им как могли. Но сами пермяки были тоже голодные. Голод пермяки переносили также стойко, мужественно и делились, чем могли. Голодали все, медицинские работники в госпиталях падали в обморок от голода. Стакан сладкого чая (на сахарине) приводил в сознание, что нельзя распускаться от тебя ждут помощи раненые. На врача-медсестру было 100-120 раненых. Хирурги в операционных, по 8-10 часов не отходя от операционного стола, теряли сознания на миг-мгновение и, требуя от себя выдержать-выстоять. Особенно было тяжело зимой-весной 1942 года. В госпитале №3148 на территории Грачевской больницы был морг. Туда привозили умерших, в т.ч. рабочих завода им. Молотова … [умерших] у станка». – писала в своих воспоминаниях Муза Леонидовна.

Завершила свои воспоминания М.Л. Ворона словами: «Люблю и горжусь что я пермячка».

Воспоминания о своей жизни в эвакуации для фильма Б. Караджева «Эвакуационный роман» оставил и композитор, музыковед и народный артист РСФСР, ленинградец Сергей Михайлович Слонимский (1932 – 2020). Осенью 1942 года он вместе с матерью был эвакуирован в деревню Черная Молотовской области. Через некоторое время в Молотов был эвакуирован и отец музыковеда, писатель Михаил Леонидович.

С.М Слонимский во время интервью для фильма «Эвакуационный роман», 2010 г. // ГАПК. Ф. в-15. Оп. 1. Д. 10.

«Была типичная русская деревня, которая оказала очень большое влияние на последующую мою работу, – делился в своих видео-воспоминаниях композитор, – потому что я впервые там, в деревне Черной увидел настоящих русских крестьян за работой, за жизнью, вот в своем обычном быту крестьянском, я жил в крестьянской избе вместе с матушкой. Василий Вавилович Ёлохов – крепкий такой мужик уральский был наш хозяин, а его жена жалостливая очень такая… добрая, сердобольная женщина … была нашей хозяйкой».

«Вообще сами ленинградцы заботились, и это было хорошо, о том, чтобы не обидеть местных жителей, – рассказывал Сергей Михайлович, – чувствовалось, что крестьяне понимают, что ленинградцы не по доброй воле, не с жиру приехали к ним, что их город в огне, и крова у них нет больше».

С приездом в Молотов отца, Сергей Михайлович вместе с мамой перебрались к нему в гостиничный номер, расположенный в 7-этажном здании на берегу Камы. Музыковед пошел в местную школу. В городе эвакуированные ленинградские писатели и артисты, жившие в гостинице, часто собирались вместе в номере Слонимских. Исай Эзрович Шерман, дирижёр Ленинградского Малого оперного театра, даже представил юного композитора на радио.

Делился Сергей Михайлович и забавными историями из жизни в Молотове: «Я помню, недалеко от нашего номера жил очень популярный тенор Николай Николаевич Середа, который пел Ленского, Фауста и так далее, и под его окном пермячки, хором пели ночью «От Севильи до Гренады в сумраке ночей…». Причем это серенада Дон Жуана, но это пели трубадурши, обращаясь к мужчине».

«О пермяках и милой пермской обители – семиэтажке – я вспоминаю с очень теплым чувством. В сущности, пермяки приютили нас, ленинградцев, на редкость гостеприимно и щедро, – делился композитор, – работникам искусства выделили лучшую гостиницу, поселили без угрозы выезда, до возвращения в наш многострадальный город. … Вместе с тем природная доброта и душевное тепло русского трудового человека, уральца, становились все более и более заметными. Не помню, чтобы хоть один пермяк сделал мне что-нибудь скверное, обидное и подлое просто так, а в столицах это случалось сотни раз».

«Пермяков я считаю почти земляками, всегда с удовольствием с ними общаюсь. Когда в 1960 и 1962 году я вновь посетил Пермь, я жил в семиэтажке, я чувствовал себя как в родном доме. А новый 1978 год я встретил в Перми вместе с женой после премьеры оперы «Виринея». Мне было так приятно сидеть в качестве автора в том самом театральном зале, где я впервые увидел и услышал оперную классику».– так описывал свои дальнейшие связи с пермяками С.М. Слонимский.

Материал подготовила главный археограф научно-исследовательского отдела А.К. Клепче